Это августовское утро обещало жаркий день. В консульство была очередь из примерно 20 человек. Запускали народ быстро. Передо мной стоял мужчина, который не только не записывался, но даже ничего не заполнял. Я ему сказал, что если он не записан, его нет в списке, и его не пустят. Он начал спрашивать сайт, где всё это начинается. Со вздохом и мыслями, что он идиот, я набрал этот сайт в его телефоне. Просто мне было странно, что кто-то ничего не изучил и прискакал в консульство за визой, учитывая, что у меня ушло 5 месяцев на сбор документов и ожидание очереди.
Перед визитом на собеседование, я, не будучи уверен, что получу одобрение, узнавал о других возможностях. Например, Польша. У меня есть ещё польские корни. Оказалось, Польша даёт гражданство потомкам до третьего поколения. То есть у человека должен быть евреем один из 4 предков для гражданства Израиля: родитель номер 1 или родитель номер 2 отца или матери. Но в случае с Польшей — это уже 8 человек. А это как раз была степень моего доказанного родства. У Польши и пособие (на время профориентации или обучения) хорошее и варианты работы интересные. И язык ближе. Я шутил, что это будет годом гражданств. Получу везде, где только смогу, а потом решу, куда направиться. Но, если серьёзно, никуда больше, кроме Израиля, не хотел.
Перед входом в консульство первый охранник сверял списки. Внутри находилось несколько типичных, как я себе их представляю, масадовцев. Среднего роста, в свободной полуспортивной одежде. То есть ненавязчивые бицепсы, джинсы и чёрная футболка. Как фейсконтроль в клубе. В том году внутрь ещё разрешалось проносить телефон. Конечно, рамки, металлоискатели, обыски. Прошла группа людей, к ним вышла девушка и спросила, кто в первый раз. Примерно половина была не в первый, и я про себя посмеялся над ними: «неудачники, я сегодня всё сделаю и больше сюда не вернусь». Нас повели дворами до строения, где проводились собеседования. Охранник предупредил, что дверь закрывается снаружи на замок. Вход-выход возможен раз в полчаса. Это для предотвращения террористических атак, очевидно.
Внутри надо было заполнить огромную анкету. Страниц, может, на 20. На это ушёл час. Сдать её в окошко вместе с фотографией и ждать. В анкете был вопрос, вызвавший мои сомнения: национальность матери. Моя четверть — как раз по материнской линии. Но у неё во всех советских документах указано «русская», а я не хотел лицемерить и писать «еврейка», типа «я свой, видите». Так что написал «русская», но рефлексировал, не совершил ли ошибку. Соответственно, национальность отца тоже указал «русский», и получалось: а чего я тут типа вообще делаю?
Хорошо, что был доступен телефон. Потому что на ожидание ушло часа 2. Там находился совершенно разный контингент претендентов. Одиночки, как я, и большие семьи, состоящие из трёх поколений. Были похожие на семитов и совершенно не похожие. Телевизоры и детская игровая площадка. Я что-то делал в телефоне и ещё раз перебирал свои документы. Люди ожидали возможности выйти в таулет. Дети кричали и бегали. Вот меня вызвали.
Казалось, что консул настроен заранее подозрительно. Возможно профессиональная деформация. Или это от того, что они собеседуют по 100 человек в день. Или показалось.
Я отвечал на вопросы и постепенно показывал документы. Доказывал связь: свидетельство о моём рождении, справка о браке родителей, рождение матери, документ о браке её родителей. В последнем единственном была указана требуемая национальность.
У консула возникло несколько сомнений или претензий.
Во-первых, в одном из документов отсутствовала печать. Ну так вышло. Никому она никогда не была нужна. Никогда это не являлось проблемой. Но здесь явилось.
Во-вторых, он решил, что линия бабушки тоже может быть еврейской, исходя из её фамилии. Я это отрицал.
— Вы что, не хотите иметь галахическое происхождение? — спросил он меня. Галахическое — это значит по женской линии. Это правильное.
— Если честно, — ответил я, — мне всё равно. Главное, у меня есть происхождение, которое даёт право.
Он отправил меня с домашним заданием: дособрать некоторые бумаги. Справку об отсутствии судимости, ещё несколько документов, фотографию могилы деда (где на надгробии размещена звезда Давида), а также попробовать найти данные о происхождении бабушки. Доказать её еврейские корни. Например, справку Красного Креста об эвакуации из Одессы во время войны. Он надеялся, что там будет национальность.
— Ваших родственников мы пока трогать не будет, — малообещающе сказал консул. Это речь шла о том, что у деда и бабушки есть проживающие в России и не только родственники. И для доказательства моего происхождения консул может попросить привлечь их. Мы никогда не общались, так что это казалось непростым или даже невозможным делом.
— Как скоро вы можете вернуться [на собеседование]? — спросил консул.
— Может через месяц, — уныло и не веря в это ответил я.
У меня было несколько вариантов развития событий и мотивации консула.
Популярной казалась мысль, что он специально меня завернул, чтобы я выстрадал алию. Чтобы я не получил её с порога. Как тот мужик, который встал в очередь без записи. Что репатриация — это привилегия. Её надо заработать. Нельзя просто прискакать и стать израильтянином. Кто-то к тому же рассказал мне то ли притчу, то ли реальный процесс вхождения в иудаизм (гиюр), где раввин специально трижды отказывает претенденту.
Я шутил, что на собеседование надо было приходить не так. Мне следовало заявиться со скрипкой, в кипе и безрукавке, из кармана которой торчал бы кусок мацы. Чтобы в какой-то момент позвонил телефон с рингтоном 7:40. И я бы ответил «да, мама?». А ещё лучше, если бы мама пришла со мной на собеседование, и держала меня за руку и иногда отвечала на вопросы за меня. Или придумывал, что по телефону мне якобы скажут, например, о каких-то делах в субботу. А я отвечу: ДЕЛА В СУББОТУ!? ДА ВЫ С УМА СОШЛИ!
И скошу страдальческий взгляд на консула, ища поддержки и понимания.
Я мысленно нарисовал много таких пародийных сценариев.
Я, конечно, расстроился. Квест провален. Но на следующий или через день приступил к изысканиям в интернете. Я обнаружил за 2 дня потрясающие факты. Фотографию улицы, где жили предки в Одессе до войны. Могилу прабабушки и заодно — её отчество. Список попавших в плен солдат, где находился и бабушкин брат. Там были его контакты: адрес, название части, имя жены. Список убитых в 1944 с ним же. Он считался из польской ветви, но я нашёл в интернете упоминание книги павших воинов-евреев, где значился и он. Получалось, консул угадал? И у нас галахическое происхождение, а мы и не знали? Надо найти саму книгу и эту выписку. В сети нигде не обнаружил. Но узнал, что она находится в еврейском отделе библиотеки иностранной литературы. Записал в список дел. Отправил заявку в Красный Крест. Поиск по картотеке платный. Время ожидания — от 3 месяцев — до полугода. Поэтому я никак не мог вернуться к консулу через месяц. Более того, когда справка из Красного Креста пришла в феврале или марте 2019, и мне надо было записаться на новое собеседование, очередь опять составляла 4 месяца. Так что я тем более не мог попасть к консулу в сентябре 2018.
Я нашёл перепись населения Одессы в 1800-каком-то году. Их сканы хранятся на сайте одесского ЗАГСа. Но там сотни тысяч записей. Копаться в них без убеждённости, что найду нужных родственников, я не мог. Я проводил ещё много поисков в сети. Изучал последовательность заказа справок и поисков по архивам в Одессе. Кроме интернета, я начал искать семейные материальные архивы. И нашёл более 80 документов, не считая фотографий. Самый старый — оригинал свидетельства о рождении деда. Я изучил все документы, отсканировал, сохранил в облаке, сделал опись. Попросил маму рассказать всё, что она знает, обо всех предках. Записал это, осмысли, стилизовал и составил генеалогическое дерево. В декабре заказал справку об отсутствии судимости. Я пришёл 30 или 31 декабря 2018 в совершенно пустой МФЦ. Процедура заняла 5 минут. Потом поехал в «Иностранку» за книгой павших воинов-евреев. Еврейская библиотека, оказалось, съехала. Там я прыгнул на заднее сиденье в Убер, а на переднем сидел американец, который обернулся ко мне и безумно вращал глазами. Со словами What the fuck он вышел. Таксист, который тоже был в шоке, пояснил, что американец просто сел на светофоре, не осмыслив, что автомобиль ехал на заказ. А то, что он американец, я знал, потому что видел его и слышал в «Иностранке».
«Странно, — подумал я, — сами придумали Убер и сами не знают, как это работает.»
Я позвонил по телефону на сайте еврейской библиотеки, чувствуя себя детективом. Они сказали, что в поиске нового места. Перезвонил весной. Они нашли место, но ещё не распаковались. В марте я записался на собеседование в консульство на июль. Перед собеседованием, летом, также звонил в еврейскую библиотеку, но она так и не открылась.
Весной ездил на 2 кладбища. На одном — сфотографировать могилу деда. На втором — поискать могилу его матери, сестры и брата. Их местоположение обнаружил в интернете. Там были имена и фотография плиты. Но весной ещё стоял снег, так что я час бродил по Востряковскому, утопая по колени, но не обнаружил родственников. Съездил второй раз летом, нашёл надгробия и сфотографировал. Весной пришла справка из Красного Креста.
В общем, была проделана большая работа. Не только описанное, но искались и сортировались другие документы и данные.
В следующей части расскажу о втором собеседовании.
