47.
Я попытался представить, как могут развиваться события. Через 10 минут они приволокут бесчувственное тело Никиты. Если он по дороге не придёт в себя. Потом попросят рассказать, кто он. И тут-то раскроется моя ложь. Они наверно заломают мне руки и повезут на свою версию суда. Или судилища. А могу ли я как-нибудь помешать Никите заговорить? Сказать Виктору, что опасно позволять беглецу приходить в сознание? Подсунуть синий пластырь? Вырваться и убежать?
Виктор с любопытством наблюдал за трансформацией моей мимики, пока я чередовал эти мысли.
— Если хочешь что-то сказать, сейчас самое время, — заметил он. – Добровольное признание и всё такое.
Если я признаюсь теперь, они почувствуют себя глупо, потому что энергично рассказывали мне всё то, что я уже знаю. А люди не любят чувствовать себя глупо. Я закусил губу и набрал воздух, чтобы признаться, а там будь, что будет.
— Шеф! — внезапно перебил меня далёкий крик бойца.
— Ну, что? – Виктор повернулся в сторону реки.
— Старик жив, — кричал боец, проламываясь сквозь кусты.
— Ну так добей его, — удивился Виктор, — он же синий.
— Старик уверяет, что не болен, что тест ошибочен, — промолвил прибежавший, задыхаясь.
— Все так говорят, — отмахнулся Виктор.
— Он просит дать ему сутки, чтобы доказать, что не обратится.
— А нам выгодно, чтобы он это доказывал? – задумался Виктор.
— Ну мы же на них полагаемся, — развёл руками боец, — на пластыри.
— А ты что думаешь? – спросил он вдруг меня.
А что я думаю? Теперь два живых человека знают и могут доказать, что я не Никита.
— Ладно, — Виктор снова повернулся к бойцу, — свяжите за спиной ему руки, наденьте намордник, засеките 24 часа. Это, конечно, бред, но у меня хорошее настроение. А что с его раной?
— Слегка посекло дробью, но не смертельно, — ответил боец, — он просто запаниковал и потерял сознание.
— И вы это не проверили? – нахмурился Виктор.
— Ну вот, сейчас проверили, — развёл руками подчинённый.
— Вы сказали, что оба пластыря были синими, — подал я голос. – Значит тот, который убежал в лес, тоже заразен?
— Ну типа того, — ответил Виктор с интересом, — а что?
— Если вы решили оставить старика, то зачем оставлять второго? – спросил я.
— Предлагаешь его грохнуть? – усмехнулся Виктор. – Ты же мелкий мошенник, а не убийца.
— Просто беспокоюсь за свою жизнь, — невозмутимо ответил я. – Если оба больны, то…
— А, знаешь, что? – придумал Виктор, — давай, ты его и грохнешь. Будет тебе первый урок выживания.
В кустах послышался шорох. Два человека притащили Никиту и бросили к нашим ногам. Тот был бледен и слабо дышал. Виктор вытащил пистолет, перехватил за ствол и протянул мне.
— Инициация, — объявил он.
Я медленно принял оружие, приблизил к глазам проверить предохранитель и собраться с мыслями.
— Ну, — торопил Виктор, — мы тут слишком задержались.
Я направил дуло на голову Никиты, положил палец на курок. Рука дрожала, лицо покрылось испариной.
Внезапно Виктор вырвал пистолет, направил на меня и нажал на спуск. Я лишь успел зажмуриться. Но услышал щелчок. Опасливо открыл сначала один, потом второй глаз.
— Я просто показываю, как это делается, — усмехнулся Виктор, — и довёл патрон в ствол.
Снова протянул пистолет мне. Я стал медленно принимать его, но вдруг краем глаза заметил, что ресницы Никиты задрожали. Моя рука отвердела. Я направил дуло на парня и сделал 3 выстрела. Две пули погрузились в землю и лишь третья зашла в левую долю черепа, но этого было достаточно. Мои плечи поникли, я безвольно опустил руки.
— Добро пожаловать в зомби-апокалипсис, — усмехнулся Виктор, забирая у меня ствол и саданув рукояткой по скуле. – Мы бережём пули, дебил.
— Простите, — пробормотал я, потирая щёку и проверяя, появилась ли кровь.
— Возвращаемся на корабль, — добавил он.
48.
Я беспокойно наблюдал, как они небрежно покидали вещи и припасы Никиты в дорожную сумку. По пути на катер, окинул взглядом место, где лежал Герман. Видимо, его увели. Мои проблемы не закончились, ведь сейчас мы встретимся. Поэтому у меня не хватало ресурсов рефлексировать на тему убийства невинного парня. Судно стояло на небольшом расстоянии от берега, поэтому требовалось намочить ноги. Первым по кормовой лестнице вскарабкался Виктор. Я медлил. Боец сзади грубо толкнул. Я нехотя забрался наверх. Герман сидел на палубе, выглядел он плохо. Лицо и шея в царапинах и кровоподтёках, одежда изодрана. Правый глаз заплыл. Голова то и дело заваливалась вперёд. Левый глаз при виде меня округлился. Я стремительно шагнул, протянул руку и сказал: «Здравствуйте. Я – Никита». При этом как мог гримасничал. Герман помедлил, но просипел: «Герман». Руки он подать не мог, потому что они были связаны за спиной.
— Приятно познакомиться, — сообщил я, убирая руку.
— Эй, для этого тоже стяжки, — прикрикнул Виктор на подчинённого, — и не сажайте их рядом. Вообще, не приближайтесь к старику.
— Ребят, у меня есть версия насчёт этих пластырей, — с видимым усилием произнёс Герман.
— Ещё одно слово, — сказал Виктор, — и намордник будет с кляпом.
Герман замолчал и безразлично уставился в воду, изредка окидывая меня неприязненным взглядом.
— Может ему нужно попить? — спросил я бойца.
— Тоже кляп захотел? – зарычал Виктор, но кивнул подчинённому, мол, дай деду воды.
Скула саднила. Я не спрашивал, почему мы не тронулись, и куда собираемся, опасаясь получить новый удар. Вероятно, на базу. Поиски «вредителей» в нашем лице увенчались успехом. Вроде туда 7 километров. Сколько делает этот катер? Километров 20 в час. Значит, доберёмся через 20 минут. Следом выяснилось, чего стоим и кого ждём. Два оперативника были отправлены на «ордый», чтобы подобрать недоставленный товар и что-нибудь полезное. Вернулись, и мы начали набирать ход. Я пересчитал, их оказалось девятеро, включая шефа. Герман, судя по всему, решил меня пока не выдавать. Подозреваю, он надеялся, что я его как-то вытащу. Других союзников у него нет. Он периодически отключался, так что возможно вообще плохо соображал.
Нас нагнал и поравнялся второй катер. Виктор принялся перекрикиваться с его командой, жестикулируя в нашу сторону. Вероятно объяснял, чем закончилось дело.
Герман начал елозить руками за спиной. Потом дождался моего взгляда и стал мотать головой назад. Я подумал, что у него новый приступ и отвёл глаза. Но старик постучал каблуком по палубе, вновь привлекая моё внимание и что-то шепча. Я ничего не слышал из-за рёва мотора и ветра. Вдруг двигатели стихли, и катера сблизились. Через борт на нашу сторону перемахнул мужик в бейсболке, и продолжил что-то быстро обсуждать с Виктором, переходя на повышенные тона. После чего приблизился к Герману со спины, доставая нож. Перерезал старику горло настолько стремительно, что я не успел отреагировать и воскликнуть или испугаться. Вдруг всё было кончено. Тело академика завалилось на бок.
— Вот тебе эксперимент! – громко крикнул он Виктору, — и я же ясно объяснял не пользоваться огнестрелом без острой необходимости. Частицы крови разлетаются метров на 6!
Мужик скользнул по мне неприветливым взглядом и вернулся на свой катер. Это заняло минуты 3. Вот Герман выпучивал глаза и крутил голой, а вот он валяется с кровоточащей шеей, а мы снова ускоряемся.
Мост, знаменующий базу «Северных», встретил нас десятком развевающихся чёрных флагов с гротескным арбалетом. Для этих людей символизм был важен. Под мост была затащена плавучая рухлядь, удерживаемая двумя рядами металлических тросов. Похоже, что проезд под ним вовсе не предполагался. Я поднялся, как бы готовясь к высадке, и невзначай приблизился к трупу Германа. У меня была неясная догадка, на что он там кивал. Я немного толкнул его коленом и посмотрел на палубу за его спиной. На ней было написано кровью единственное слово «цели». Получается, он разодрал себе палец, чтобы оставить мне это послание? И какого хера это может значить? Из задумчивости меня вывел тычок стволом в бок.
— На выход, — процедил один из бойцов.
У этих с внешней стороны реки тянулся забор. На внутренней виднелись два ряда ворот и внедорожники с бойцами на входе. Мне показалось, что «Северные» оснащены гораздо лучше и богаче. На стихийной пристани покоилось 4 разномастных катера. Справа от КПП стояло 3 танка и бронетехника поменьше. Они заняли два больших корпуса бизнес-центра с покосившейся вывеской «Палас», усилили существующую трёхметровую бетонную ограду колючей проволокой и продублировали сетчатым забором. Бизнес-центру принадлежал обширный участок, включающий декоративную рощицу. Карантинный лагерь роднил эту базу с «Западными». Импровизированные вышки дозорных лишь на полметра возвышались над забором. Последующие события объяснили, почему они невысоки. Автоматчики разглядывали окрестности, скрываясь за бронепластиной с прорезями. В начале всех прибывших выстроили, и приложили по пластырю к каждому. Пока ожидали реакции, охранники сплетничали или беззлобно подшучивали. Я бы мог принять это за дежавю, но заставлял себя помнить, что приблизился к деревне родственников ещё на десяток километров. Как насчёт того, чтобы втереться к этим в доверие, угнать один из танков и помчать к своим?
«Цели?» — вернулся я мысленно к надписи, — «что это, блин, значит?»
Люди тревожно смотрели на свои и соседские пластыри. Все оставались белыми.
— Никита кто? – обратился зашедший мужчина, оглядывая шеренгу. Он был в белом халате и с планшетом.
Присутствующие стали переглядываться.
— Никита из леса, — уточнил мужчина.
До меня вдруг дошло, что обращаются ко мне. Я сделал шаг вперёд.
— Никита? – повторил мужчина в халате.
— Да, — подтвердил я.
— Как фамилия? – спросил он.
— Эээ… — я начал лихорадочно придумывать фамилию, обводя обстановку взглядом, — Планшет.
— Что «планшет»? – удивился мужчина, машинально опуская глаза на свой планшет.
— Фамилия такая, Планшет, — сообщил я уверенней.
— Документы есть, Планшет? – поинтересовался он.
— Нет, — сказал я.
— Ладно, все свободны, — заявил мужчина в халате, — кроме Планшета.
Я беспомощно наблюдал, как люди уходят внутрь карантинного лагеря.
— А я что? – занервничал я.
— Ты под надзором, — ответил мужчина, — пройди в ту комнату, разденься.
Я осторожно прошёл в помещение, похожее на смотровой кабинет, с тусклым оконным светом и кафельным полом. Неловко снял свои лохмотья. Мне бы душ принять. Воняю наверно жутко. Сколько не мылся? Дня два.
— Встань к стене, — сказал зашедший следом мужчина в халате.
Ёжась от холода и смущения, я подошёл к стене. Он налил из бочки ведро воды и с широким размахом окатил меня ею.
«А, тюремная помывка», — подумал я, неистово сотрясаясь от озноба.
— Надо тебя обследовать, потом проводят в камеру, потом допросят и решат, что делать, — заявил мужчина, натягивая синие латексные перчатки.
