Этот рассказ начал писать в 2017, но отложил. В начале 2020 разразился коронавирус и появилось время в карантине продолжить или закончить этот и другие сюжеты.
Размышлял об истории лётчика Мересьева, 18 дней ползшего с перебитыми ногами из немецкого расположения – к своим. И так нафантазировал события, которые могли происходить, что сам заинтересовался темой сурвайвинга (выживание). Но у меня не получится написать вторую историю Мересьева, потому что не знаю, как это — ползти 18 дней. Но могу представить, как бы я выживал, если бы цивилизация рухнула в тот момент, когда я находился в офисе в центре большого мегаполиса. А на выбор причины апокалипсиса повлиял просмотр чуть ли не 5 сезонов подряд «Ходячих мертвецов». Именно после этого я приступил.
«Жареные крысы и растаявший снег», — повторял я про себя с полубезумной улыбкой, монотонно стуча молотком по полу. Несмотря на общий холод в помещении, со лба стекал пот, а футболка промокла. Я сидел, скрестив ноги, покрытый слоем пыли от бетона. Лицо худое, изможденное, заросшее. Грязная футболка, старые рваные брюки. Наконец, я понял, что устал и остановился. Я вспоминал, как в моем путешествии по Мадагаскару во время экскурсионного обеда оказалось, что кола не включена в стоимость. Гид предлагал «экстрадринк» за 2 доллара. У меня было 2 доллара и даже 200, но я почему-то уперся и отказался. «Хрен вам, а не экстрадринк», — подумал я тогда. Ел шашлык, запивая минеральной водой и говорил, что такого странного сочетания на обед у меня никогда не было и не будет. И что это даже экзотично. И вот, прошло три года, а я мечтаю о жареных крысах.
3 недели назад.
Зараза охватила центр города буквально за сутки. Никто подобного не ожидал. Мы считали, что знаем о зомби всё, благодаря кино. Но оказалось, реальность расходится с фильмами и комиксами. У меня в пятницу случилась мигрень. Все сотрудники разошлись по домам. Я остался лежать на диване, направив на голову вентилятор. Беспокойно проспал до субботы. Проснулся, сделал чай, принял еще две таблетки, лёг обратно. А вечером город оказался в основном истреблён, и частично в осаде. Но я, как всегда, всё проспал. О ситуации мне рассказал друг, прозвонившийся сквозь сон. Сотовая связь работала еще несколько дней. Я, конечно, сначала не поверил. Но я перестраховщик. Мой офис находится на первом этаже жилого дома. Учитывая первый этаж, окна зарешечены и забраны изнутри жалюзи. С улицы ничего не просматривалось. Я очень осторожно приоткрыл жалюзи и увидел. Увидел толпы голодных полулюдей с разъеденными болезнью лицами и остекленевшими зрачками. Я отшатнулся: вдруг заметят. Я не знаю, на что они реагируют и насколько сильны. Вдруг смогут выломать решетки и влезть ко мне? За мной. Так как ситуация была не совсем обычной, часть меня еще не верила в реальность происходящего. Я рванул ко входной двери, прислонил ухо. Ничего не слышно. За неимением другого оружия, прихватил швабру и аккуратно, бесшумно отодвинул засов. Резко распахнул дверь. Снаружи, на лестничной площадке никого, но кровь. Кровавые разводы от ладоней на стенах. Я снова замер, прислушиваясь. Никаких звуков. Со шваброй наперевес медленно, по-кошачьи, или как изображают охотников-индейцев, направился ко входу в подъезд. Изнутри, как обычно, не работал свет. Я метнулся к себе за фонариком, вернулся, включил его, осветил все уголки подъезда — никого. Подкрался к двери, резко распахнул ее наружу. И увидел их — мертвецов или зараженных. До того они без видимой цели слонялись, но все, как по команде, обернулись в мою сторону. Самый ближний был метрах в 10. Они медленно, но не издавая совершенно никаких звуков, направились в мою сторону. Я стоял в ступоре и смотрел на лужи крови и тела, разбросанные по всей улице перед подъездом. Люди шли к метро в вечер пятницы, когда начались нападения всех на всех. Была суматоха, паника. Особенно не могу представить, что творилось в метро. Ближайший зомби уже потянул руки ко мне и столкнулся с черенком швабры. Это вывело меня из прострации, я потянул швабру и захлопнул дверь, отступив назад, снова замерев и прислушиваясь. Слава Богу, они действительно тупые. Если бы они потянули дверь на себя, магнит домофона их бы не остановил. Но они толкали ее внутрь. Звуки ударов нарастали. Но по-прежнему никакого воя, как показано в кино. А вот вой и рев был бы не лишний. Он помогает на слух определить их. Я метнулся в офис, захлопнул дверь, прислонился к ней спиной и бессильно спустился вниз. Лучшим лекарством от зацикливания было движение. Я вспомнил о родителях, сестре. Кинулся им звонить. Все вне зоны действия сети, кроме бабушки. Та не отвечала. Но она часто не слышит звонки, это еще ничего не значит. И с родителями может быть что угодно. Не обязательно плохое, хотя в голову лезло только худшее. Что дальше? Вода и новости. Надо срочно начать набирать воду, если она еще есть в кране. И нужно включить радио. Что говорят? Что военные? Есть ли эвакуация? А вдруг это какой-то всё же флешмоб? Но сначала вода. Хуже не будет.
Вода из кранов еще текла. Я стал собирать посуду, даже пакеты и ведро, какое использовала уборщица для мытья пола. Все возможные ёмкости. Включил оба крана: в туалете и на кухне. Начал подставлять сначала бутылки, так как крупные емкости в раковину не влезали. Переливал из бутылок в ведра, кастрюли.
Родители всегда критиковали меня, что я накупаю много товаров про запас. Например, кофе. Зачем я покупаю сразу три упаковки? На что я отвечал, по-моему, логичное, что кофе есть не просит. И сложного или специального хранения не требует. Зачем мне ездить раз в неделю в магазин, как принято, когда можно раз в три. А два года назад я бросил курить, и мне посоветовали поменять питание, чтобы не очень сильно поправиться. Отказался, в частности, от хлеба и сладкой газировки. Вместо нее я перешел на минералку. Хочу пить — минералка. Даже с заказанной пиццей или суши. Катастрофа застала меня с двумя упаковками этой самой минералки. А вот кофе заканчивался.
Между заполнением емкостей, я сбегал за телефоном, в котором встроено радио. Я как-то не подумал, что у меня есть старый радиоприемник, а энергию телефона надо беречь. Очевидно, что электричество могло пропасть в любой момент. Нашел радио-приложение, когда уже вернулся и переливал очередную бутылку в ведро. Кликнул, полистал. Только белый шум.
Итак, у меня пока есть вода, электричество, сотовая связь, но не понятно, с кем можно связаться. Очевидно, что в МЧС звонить бессмысленно. Если ты попадаешь в аварию, ты и тогда будешь дозваниваться часа полтора, чтобы вызвать помощь или полицию. Что уж говорить сейчас. Я решил попытаться позже. Еще у меня хранится немного еды. Дверь в подъезд заблокирована зомби. Но если они разойдутся. Кто знает? Машина стоит в 200 метрах за зданием. Возможно я добегу, выпрыгнув через окно. Но это потом. Сейчас надо набрать воды. С водой и без еды можно протянуть месяц.
Снаружи начинался декабрь. Как и все в последнее время — не очень снежный. В зиме было два плюса и один существенный недостаток. Первый плюс — это вода. Если идет снег, особенно сильный, чего пока не наблюдалось, я имею возможность приоткрывать форточку и собирать воду. Собирать снег с карниза. Второй плюс в том, что когда отключится электричество, а этого стоит ждать в ближайшие дни, если не часы, я смогу хранить продукты за окном. Минус в том, что все коммунальные услуги также пропадут, а вместе с ними и отопление. И я начну замерзать.
Стук в дверь, сначала одиночный, потом более яростный, вывел меня из задумчивости. Вода переливалась через горлышко бутылки. Я вылил её в ведро и принялся набирать снова. Барабанная дробь стала сопровождаться звонком. Если звонок — это значит человек? Я отключил воду и осторожно прокрался к двери. Глазок у нас был электронный, и он давно сломался. Поэтому я пользовался крупной замочной скважиной. В другое время в дверь могли часто звонить случайные люди, которым надо было узнать, как куда-то пройти. Или местные пропоицы с просьбой налить в замызганную пластиковую бутылку воды. Поэтому у меня выработалась аллергия на звонок. В глазке я увидел кисть руки со стекающей по ней кровью. С одной стороны, человек возможно поранился. Но кровь могла быть и следствием укуса, если заражение передаётся через укус. А если по воздуху? Если человек заражен, мне его не стоит пускать. С другой стороны, а что он сделает, если я его не пущу? Выйдет наружу? И впустит зомби, открыв дверь? Или он не сможет ее открыть, учитывая, что с той стороны на дверь наваливается толпа мертвецов? Что он предпримет, если сделать вид, что у меня никого нет? Пойдет наверх? Но он точно не с улицы, он бы не смог пробиться сквозь зомби, не впустив их. Значит, из этого подъезда. Сверху. Я стоял у двери, морщился от ослабевающего стука и принимал трудное решение.
2.
Стук ослабел, стал чуть монотоннее, потом по звуку я понял, что человек с той стороны навалился на дверь. И колотит уже машинально. Потом прекратил, повернулся к двери спиной и съехал вниз.
Я в это время сидел, похоже, зеркально, изнутри. Рассуждая, что, с одной стороны — ещё человек — это помощь, поддержка. Мы вдвоем сможем сделать то, что не сделает один. Также будет с кем поговорить, чтобы не сойти с ума. С другой — человек, особенно незнакомый, это всегда угроза. Это надо делить запасы на два. А что с моральной стороны? «А причем тут моральная сторона», — оправдывался я про себя. Он может быть укушен или как они там заражаются. Это вопрос выживания. Я подумал, что надо позаботиться о лучшем, чем швабра, оружии. В кино обычно, кроме огнестрельного, спасались холодным. В фильмах надо нанести удар клинком в голову. Я обычный человек, не военный. Дрался — да. Я даже боксом занимался. Но убивать? Понятно, что если это зомби, то придется. Наверно. Но первый раз будет непросто засадить клинок в голову человекоподобному существу морально и, кстати, физически. Я решил сделать копье. Насадить на древко швабры один из ножей. Закрепить какой-нибудь проволокой или скотчем. Или и тем и другим. Продумал, как это сделать, где что лежит. Снаружи вдруг всхлипнули. Еще раз. Пошла череда вздохов, превратившаяся в плачь. Мое сердце заныло, но я ещё не решил, открывать или нет. Я бесшумно поднялся и отправился на кухню — за ножом. Я часто откладывал решение на потом. Даже такое простое, как заехать в магазин по дороге или нет. Вроде бы надо, но вроде и устал. И я выбирал такой маршрут, что бы можно было решить в последний момент. Так и сейчас. Я подумал, что, если и пускать незнакомца, то для начала надо вооружиться. Выложил на стол два ножа. Один крупный, толстый, но с острым лезвием. Им я обычно чищу яблоки. Другой — маленький, юркий, и не только хорошее лезвие, но и заострен. Вспомнил, что у коллеги хобби — сборка макетов корабликов из конструктора. И что у него есть большой набор инструментов. Продолжая также максимально бесшумно передвигаться, я покопался в его столах. Нашел что-то, похожее на шлифовальный инструмент. Не то. Решил остановиться на «юрком» и тонком ноже. Он заострен. Наверно, это то, что мне нужно. А второй буду носить для рукопашной, если доведётся.
Нашел проволоку, скотч. Думаю, первая разболтается, а скотч будет держаться крепче. Вот были бы хомуты. Но их нет. Углубился в самую дальнюю от входа в офис комнату и прикрыл дверь. Чтобы гость снаружи не слышал звук отдираемого скотча.
Несмотря на всю трагическую ситуацию, я остался доволен своим копьем. Потыкал им в ковролин на пробу. Даже появилось желание протестировать на зомби. Но тут же пропало. Второй нож вложил за пазуху. Копье в правой руке. Подошел ко входной двери, прислушался. Стоны превратились в мерное сопение. Уснул? Я не могу вечно продолжать ходить бесшумно. Придётся объявиться. Если я это сделаю, человек снаружи, начнет взывать к моей совести, и я сдамся. Я приоткрою дверь на цепочке, отведу руку с копьем за спину, как это делают для метания. И посмотрю, кто там. Попрошу показать руки, ноги на предмет укусов. Глаза. Пока он спал, а я почему-то стеснялся его будить, или опять откладывал решение, я еще раз прислонился к двери спиной и сполз, оказавшись снова зеркально к гостю. Аккуратно начал было класть копье на пол, но оно выпало, и нож звякнул. Я замер, а сопение с той стороны прекратилось.
— Я знаю, что ты там. Сразу знала, — раздался заставивший меня вздрогнуть голос.
«Это — ОНА!»
Я всё ещё молчал, хотя это становилось глупо.
— Как тебя зовут? — спросил голос. — Я Марина.
— Эээ… Иван, — неуверенно протянул я.
— Привет, Иван.
— Привет, Марина.
— Ты как здесь?
— Работал, уснул. Это офис.
— А я у подруги была в гостях. Не знала, что тут офисы есть.
— На первых этажах всё офисы. А выше — жилая часть.
— Не пускай меня, Иван. Ты правильно колеблешься.
— … Почему?
— Я заражена. Это вопрос времени, когда начнутся изменения.
— Мне жаль. Как это вышло?
— Муж моей подруги… Привез детей из школы. Он был в ужасе. Он нам все рассказал. Там уже были больные дети. Они покусали ее детей. Но, сам понимаешь, муж их забрал и привез. Еще никто толком ничего не понимал. Им стало нехорошо, ушли прилечь. Пока мы болтали, они обратились. Сначала девочка, потом мальчик. Я заперлась в ванной, а потом вышла.
— Зачем ты вышла?
— Во-первых, не сидеть же вечно в ванной…
— Но там можно найти оружие: ножницы, бритвы…
— Иван, ты мог бы воткнуть ножницы в хорошенькие курчавенькие головы детей твоего друга? Если — да, то я не могла.
— Не мог бы наверно. Не знаю. Когда жизнь под угрозой, можешь повести неожиданно для себя же…
Некоторое время оба молчали.
— Марина, — подал голос я. — Ты знаешь, что происходит?
— Очень мало. Муж подруги успел сбивчиво рассказать, что в городе ад. Их толпы, заполонили улицы. Он сбил несколько человек по пути сюда.
— Пробки?
— Нет, выходные же. Пробки на выезде из города. Верней, там уже свалки. Десятки километров брошенных машин и зомби. Это показывали по телевизору… Иван…
— Да?
— Я хотела, чтобы меня укусили.
— Не понял. Почему?
— Я знаю, выглядят они не очень привлекательно. Но я больна. Лимфома, предпоследняя стадия. Они выглядят не привлекательно, но кто знает, что там внутри. Это вроде как настоящая жизнь после смерти.
Я поморщился. Кажется, она сошла с ума.
— Мне очень жаль. Так ты не попросишь, как обычно просят в кино, не колебаться и воткнуть тебе нож в голову, когда ты обратишься. Чтобы не стать ходячим жутким трупом?
— Не попрошу. Я хочу попробовать. Представь, что снаружи они уродливы, а внутри живет какой-то свет. Внутри праздник и небеса.
— Я плохо себе это представляю. Они едят людей, знаешь.
— Да… — неопределенно протянула Марина. — Но люди красивы снаружи, а внутри могут быть жестоки и отталкивающи душевно. И человеческие внутренности не очень привлекательны, кстати. Возможно, если ты неприятен снаружи… А, неважно.
— Но, Марина…
— Да, Иван?
— Если ты тут обратишься, ты будешь угрозой для меня… Со своей… жизнью после смерти.
— Я уже придумала, как поступлю.
— Как?
— Когда почувствую, что началось, выпрыгну в окно с лестничной клетки. Там, внизу, толпа, они самортизируют. И я обращусь.
— Если только они не разорвут тебя на части, что и обращаться будет нечему, — вполголоса пробормотал я.
— Ты что-то сказал?
— Нет, ничего…
Еще некоторое время помолчали. Каждый думал о своем.
— Марина?..
— Да?
— Ты кому-нибудь дозвонилась?
— Не смогла.
— Скорую, полицию вызывали?
— Им не дозвониться.
— Что по радио, ТВ?
— Телевизор работал фоном, какие-то обрывочные новости, никто ничего не знал, но у нас не было времени всматриваться. На нас напали дети.
— А зачем ты стучалась? Если собралась умереть.
— Я вдруг испугалась. Это было инстинктивно.
Послышались далекие выстрелы.
— Что это? — спросил я.
— Я знаю не больше твоего, — ответила она. — Логика подсказывает, что военные или полиция. Или какая-то самооборона организовалась. А может мародеры.
Марина вдруг начала всхрипывать и стонать.
— Иван… Кажется… Кажется начинается.
— Марин, а сверху еще кто-то есть?
— Живой или мертвый?
— Любой.
— Не знаю. Двери закрыты. Я сразу вниз пошла… Иван, я отключаюсь. Это наверно оно. Я пойду.
— К окну?
— Да. Прощай, Иван.
— Прощай, Марина.
— Иван…
— Да?
— Выживи, Иван!
Я стиснул зубы, сцепил руки и молчал. И только кивал в ответ, как в приступе. Наворачивались слезы. Говорят, мужчина в среднем плачет 17 раз в год. Я сомневаюсь, что плакал 2 раза за последние 20 лет. Но сейчас было очень тяжело. В начале я принимал деловитые решения, но теперь вдруг начал осознавать ужас реальности. А может, прыгнуть за ней? Присоединиться? Попросить укусить меня? Гулять по городу с незнакомкой-Мариной. Нападать на оставшихся в живых. Стать прекрасной парой зомби? «Они подходят друг другу».
Я слышал, что Марина тяжело приподнялась и зашагала вверх по лестнице к окну. Слышал, как распахнула окно. В это время удары мертвецов по двери подъезда стали отчетливей.
Как она выпрыгнула, если прыгала, я уже не слышал.
3.
Я вдруг подумал, что могу попробовать проследить за судьбой Марины. Получилось ли у нее заработать жизнь после смерти в её понимании. Подошел к окну, которое выходит к подъезду. Оно загромождено старой оргтехникой. Начальник давно просил выложить на доску объявлений, но руки не дошли. Осторожно приподнялся на подоконник и отогнул жалюзи, чтобы взглянуть одним глазком. Марины не увидел. Там монотонно раскачивалась толпа. Возможно, она ее поглотила. Не в прямом смысле, а в том, в каком поглощают толпы. Тут я с ужасом заметил одну неприятную особенность архитектуры моего замка, о которой я совсем забыл. Внешний вход в подвал, эдакая пристройка, находился прямо под этим окном. Его покатая крыша опускалась до полуметровой высоты. Если бы мертвые захотели, догадались, они бы запросто забрались на эту крышу и вломились бы в моё окно. Решетка их вряд ли остановит. Я подозреваю, у них есть хватательные рефлексы. Они за неё ухватятся, начнут качать и со временем разболтают. Если их что-то заинтересует именно в этом окне, то они через час заберутся в моё помещение. Это надо учесть. Снова послышалась очередь выстрелов. Крики человека. Я раскрыл глаза шире и стал озираться. Угол обзора у меня был небольшой, к тому же я боялся высовываться, чтобы не привлекать внимание мертвецов. Услышал звуки рикошета по стенам дома. Подумал, что сейчас запросто заработаю шальную пулю. Спрыгнул с подоконника.
Итак, водой я запасся. Что с едой. Коллега-бухгалтер таскает тонны выпечки. Обычно это что-то сухое, не плесневеющее. Вафли, сушки, овсяные печенья. Пошел проверить и сделать инвентаризацию. Заодно, попробовать спрогнозировать, на долго ли хватит. Вафли, печенья, баранки. Всё по одной упаковке. В морозилке два блистера сосисок. В основной камере — солёные огурцы, коробка сыра и йогурта, упаковка жареной мойвы, какие-то соусы, кетчуп, яблоки. Живём! Потом вспомнил просьбу Марины выжить и поумерил свой энтузиазм. Посерьезнел. В шкафу еще три доширака, четыре тик-така. Интересно, сколько можно протянуть на одном тик-таке? Еще две шоколадки, два пакета орехов, чипсы. Это я себе купил кино смотреть. Банка кофе, четверть коробки с пакетиками чая чёрного, и где-то десять пакетиков зеленого. Чай пригодится пока есть электричество. Пакетик семечек. Вспомнил про пачку сигарет. Я сам уже не курю два года, но до сих пор тянет. Кто-то из посетителей забыл эти сигареты, и иногда я на них смотрел в желании закурить. Но каждый раз удерживался, думая про себя, что это тупо. Тупо было бы продержаться пару лет и сдаться. Шутил, что понимаю вечную жажду крови вампиров. Итак, в нынешней ситуации я могу докурить и сигареты. Получу несколько часов психологического удовольствия, а продолжить всё равно не светит.
Все это можно растянуть примерно на месяц. А что потом? Ну как что. Может, армия очистит город. Может же такое быть. Может, уже завтра очистят. И все забудется как дурной сон. Так что буду буквально жить настоящим. У меня полно воды и достаточно еды. Причем, не скоропортящейся. Только мойва. Йогурт весь состоит из «Е», поэтому у него срок хранения месяц. Если выйдет из строя холодильник, вывешу в пакете на улицу. Думаю, можно все это протянуть до конца февраля, если сильно экономить. «Скоро ты перестанешь заботиться о лишнем весе», — совсем нерадостно подумал я.
Забегая вперед, скажу, что армия ничего не зачистила. Я получил ранение, несколько раз чуть не замерз насмерть. Еда закончилась аккурат к Рождеству. Но воды было много: я восполнял ее запасы снегом. Когда остался без еды и голодал уже 3 дня, неожиданно вспомнил о подвальных крысах. Офис находится на первом этаже, ниже подвал. Все входы в подвал только из подъезда. Если дверь подъезда до сих пор оставалась преградой для зомби, то и в подвале их нет. Если я открою дверь в подвал, которая расположена в подъезде, то все туда смогут входить. Если я продолблю пол из своего офиса, подвал будет принадлежать мне одному. А также все крысы.
И вот месяц спустя я сидел небритый, исхудавший, в рваной, грязной майке, в пыли бетонной крошки. В помещении было около +5, но я разогрелся от работы и скинул свитер. Долбил бетонный пол молотком. И мечтал о мясе, о жареных крысах.
