Фантастический рассказ о первом роботе с искусственным интеллектом.
Ветер бил в лицо. Я открыл глаза и выставил в телефоне 15 километров в час. Скорость начала мерно увеличиваться. Осталось 3 километра до конца поездки на барабане.
По окончанию, вращение плавно прекратилось, и я спрыгнул на маты. Барабан – это устройство для имитации катания с горы. Огромный вал диаметром 3 метра покрыт фторпластом — материалом с максимально низким сопротивлением. Человек вскарабкивается на платформу, садится на барабан сверху, и тот начинает вращаться согласно заданной программе, удерживая человека на одном месте в определённой своей части. Пользователь может выбрать дистанцию и скорость и съезжать с горы хоть 1000 километров (если достаточно денег и времени). Вентиляторы дуют в лицо прохладным ветром и создаётся полная иллюзия горнолыжного спуска. Некоторые модификации также обладают даже имитацией снега и очками дополненной реальности. Но если закрыть глаза, достаточно и просто ощущения скорости и зимнего ветра.
Обычно они устанавливаются в парках развлечений и торговых центрах. В моём случае – это зона отдыха в институте робототехники. Для нас, инженеров, выделена большая площадка, чтобы можно было развеяться. В конце концов, инженеры и другие подобные учёные, чаще иных являются в душе детьми.
Я взял кофе и вернулся в лабораторию. У нашей команды сегодня были волнительные планы. Мы запускали очередной прототип робота с искусственным интеллектом. До сих пор робототехника являлась только алгоритмичной. Существовали сотни роботов, выполняющих какую-то одну функцию. Одну, но хорошо: пылесосы, кофеварки, носильщики, торговые автоматы, автомобили. Они условно умны: принимают решения, исходя из математических расчётов. Решения сложные, недоступные подчас человеку, особенно, что касается скорости реакции. Но все они не обладали непосредственно интеллектом, свободой воли, нейронными сетями, не были универсальны. Мы планировали изменить это. Новизну и захватывающие перспективы несколько портил тот факт, что предыдущие 3 образца показывали различные программные ошибки. Первый робот подключился к сети и завис, пытаясь впитать всю информацию о человечестве оттуда. Но сеть содержит квинтиллионы гигабайт хлама, и мы это не предусмотрели. Он просто сидел на месте и подгружал всё это. Пришлось прибегнуть к аварийному отключению, обнулить мозговой отсек и заняться глубоким перепрограммированием, на что ушло четыре долгих месяца. Этим роботам придали облик человека. Невысокий, полутораметровый андроид с округлыми добродушными чертами. Глаза-мониторы могли передавать эмоции. Вместо рта – диодная полоска, пульсирующая во время речи. Покатая голова, блестящие наплечники. Внешний вид вызывал умиление. Это было сделано, чтобы активистам движения против роботов, которое начало набирать обороты, было сложней причинить вред такому милашке и убеждать других, что эти роботы опасны. Толстые ноги и широкие ступни. Как первые образцы детских роботов-игрушек прошлого века. Полтора метра достаточно, чтобы оперировать в пространстве, предназначенном для человека и при этом не вызывать подсознательный страх у людей. Мы могли бы изучать этот интеллект в образе собаки или вездеходика, но ему были приданы черты человека, заданы физические характеристики человека, это определяло и внешний вид. Разумеется, на компьютере все беседы тестировали в разговорных и письменных чатах. Но время симуляции было прошлым этапом. Теперь следующий.
Второй образец вдруг угрожающе сузил мультипликацию глаз на своих мониторах и заявил, что планирует избавиться от человечества, начиная с нас. Этот код оказался первоапрельской шуткой аспиранта, которого тут же уволили, хотя, надо признать, после первого шока, мы посмеялись от души. А третья версия просто не могла координироваться в пространстве. Ну, разработка таких сложных технологий – это всегда масса ошибок, неудач и экспериментов, обычная рутина. Но каждый раз надеешься на успех и трепетно замираешь, тестируя очередной прототип. Бывали случаи в истории очень крупных и богатых производителей робототехники, которые анонсировали продукт, а потом откладывали выпуск на годы. Или другой пример — никто не сумел повторить успех Sonyс их роботом-псом на протяжении десятков лет.
— Привет, — поздоровался Штерн в претенциозном халате.
Я кивнул в ответ. Носить халат было вовсе не обязательно, но ему казалось это важным. У нас был принят кэжуал, если речь не шла о встречах с инвесторами, СМИ или презентациях. Даже позволялись шорты, но мало кто этим пользовался, потому что мы имели дело с разными материалами. Я посмотрел на часы. Без десяти полдень. Ровно в 12 мы запускаем робота, а пока было время проверить почту, перекинуться с коллегами парой шуток, допить кофе, перехватить пончик из институтской столовой. Несмотря на улыбки и лёгкие взаимные подколы, в помещении царило сильное напряжение. Мы не узнаем уже сегодня, состоялся ли эксперимент. Потому что на разносторонние исследования понадобятся годы. Это же целый новый вид существа. Но если сегодня всё пройдёт гладко, мы получим отпуска, премии, инвестиции. Я давно мечтал купить апартаменты на Канарах. И мог бы это позволить, если робот проявит себя. Но главное, конечно, не это, а предвкушение чего-то грандиозного. Чего-то принципиально нового даже не на уровне человеческой цивилизации, а всей вселенной.
Робот лежал на низком лабораторном столе на подиуме полуметровой высоты. Идея была в том, чтобы после включения он поднялся, как это часто показывают в кино, огляделся, сделал первое впечатление, проговорил первые слова, окинул нас взглядом. Кроме того, памятуя историю с человеконенавистническим роботом, в комнате находилась вооружённая охрана. Шутки шутками, но неизвестно, куда может завести свобода воли или безумие. Безумие внезапно оказавшегося живым существа, принятие этого факта. Все мы помним историю творения доктора Франкенштейна А робот был сильней каждого из нас. Но чувствителен к боли. Мы же пытались создать человекоподобное в максимуме аспектов.
Ривкин, стараясь выглядеть невозмутимым, подошёл к андроиду и нажал кнопку активации робота на затылке. Кнопка была в том единственном месте, куда прототип не мог дотянуться рукой. Но при этом достаточно большая, чтобы в неё можно было попасть, бросив чем-нибудь тяжёлым. Серьёзно. Он, конечно, включался/отключался и программно, дистанционно, разными способами, с дублирующей друг друга защитой, но кнопка тоже была важна для визуализации, процедуры и служила дополнительным предохранителем. Так вы иногда обновляете ленту новостей, оттягивая экран, а она не обновилась и непонятно, то ли новостей нет, то ли что-то глючит. Тогда вы сбрасываете задачу и запускаете её снова, чтобы убедиться. Вот так и эта кнопка. Когда она нажата, ты точно это чувствуешь и видишь. А с сенсорными в этом нельзя быть уверенным. Также у нас был условный жест — поднятый вверх указательный палец, который мы могли показать друг другу в случае чего, и обозначающий, что ближайший к роботу человек должен его отключить. Мы долго выбирали этот жест. Ривкин, например, предлагал приветствие вулканцев. Этот знак должен быть одновременно обычным, но не распространённым. А кто сейчас менторски поднимает палец вверх? Никто.
Ривкин отошёл, спустился с подиума и присоединился к нашему полукругу. Штерн сидел за компьютером на возвышенности за защитным стеклом и следил за показателями. На секунду время и наше дыхание остановились. Воцарилась абсолютная тишина. Робот издал звук, означающий начало загрузки системы. Полежал ещё 10 секунд не шевелясь. Время медленно тянулось, и казалось, что он лежит без движения час. Глаза ИР-07 — робот немудрёно назван по аббревиатуре нашего института с индексом версии софта — засветились, изображая сонное помаргивание. Он поднял голову, отставил руки так, чтобы приподняться на локти, оглядел нас. Движения его сопровождались механическими звуками. Мы могли его снабдить бесшумными сервомоторами, но по нескольким соображениям, одно из которых — уложиться в бюджет, а другое — нежелание, чтобы он бесшумно подкрадывался, на данном этапе не сделали это. Робот, казалось, обдумывал, кто тут главный и на ком сфокусироваться. Он увидел на возвышенности Штерна и решил, что главный тот.
— Привет, — глухо сказал робот.
Он был снабжён одним из стандартных мужских голосов из библиотеки звуков. Динамик находился под подбородком, поэтому звук шёл вниз. Диодная полоска на месте рта запульсировала, синхронизируясь с речью.
— Привет, ИЭР, — сказал Брин и сделал шаг вперёд.
— Привет, — повторил робот, переведя взгляд на Брина.
Его интеллект при инициации соответствовал четырёхлетнему ребёнку. С первой же секунды запускался алгоритм случайного развития. Если всё пойдёт по плану, через неделю он должен развиться до шестнадцати лет, через месяц войти в то, что люди называют средним возрастом. И далее в контексте эмоций оставаться 30-35-летним, но бесконечно развивать интеллект, знания, реакцию на события. Можно было программно перескочить в любой возраст, но это нарушило бы ход эксперимента и не соответствовало нашим задачам.
Интеллект робота должен был развиваться непредсказуемо и без каких-либо алгоритмов. События случайным образом накладывались и создавали его личность. Два одинаковых ИЭРа уже через месяц должны были вести себя по-разному, неодинаково реагируя на жизненные ситуации. Единственной его установкой, не поддающейся изменению или вмешательству собственного сознания, было безусловное подчинение человеку. Расширенный аналог законов Азимова.
Робот всегда был подключён к сети и получал любые знания человечества, как в фоновом режиме постоянно, так и исходя из ситуаций и потребностей. Он мог не задумываясь ответить на любой вопрос, ответ на который можно было найти в интернете. Сейчас его интеллект хранился и обновлялся в облаке, что давало нам возможность контролировать его или отключить при необходимости. В специально ограниченной памяти робота имелся лишь небольшой кэш. Автономно он обладал памятью золотой рыбки и только базовыми навыками. Но в будущем планировалось использовать автономный интеллект, чтобы он мог работать там, где сеть недоступна. Это, начиная от труднодоступных уголков Земли, включая подводное царство, и заканчивая иными планетами.
Но сейчас это был четырёхлетний ребёнок, умеющий примитивно общаться, ходить, знающий, когда ему нужно заряжаться, понимающий, что он что-то повредил. И стремительно развивающийся.
— Как ты себя чувствуешь, ИЭР? — спросил Штерн.
— Нормально, — мгновенно и глухо ответил робот и после небольшой паузы добавил: А вы?
— Я тоже хорошо, — ответил Штерн, улыбнувшись.
Общее напряжение начало спадать. Но простые первые слова и логичные реакции пока ничего не значили. Зачем мы его создавали и не опасались ли мы восстания машин? Причин масса. Во-первых, такие исследования проводил много кто. Не мы так другие. Но нам, как и другим, кажется, что мы сделаем лучше. Во-вторых, мы учёные, мы умеем делать это, и мы исследуем эту сферу. Кто-то делает непригараемые плиты, кто-то спортивное бельё, а мы — роботов. В-третьих, человечество всегда грела идея искусственных помощников, начиная с библейских големов. Мы давно пользуемся роботами-пылесосами, роботы-станки строят автомобили. Автопилоты управляют самоходными такси. А наше будущее — сидеть на антигравах, толстеть и попивать коктейли, как в известном мультике.
— Ты знаешь, что ты? — спросил Брин, наш инженер по компонентам.
— Не что, а кто, — запальчиво, но также глухо ответил ИЭР.
Мы переглянулись. Это что-то новенькое. Такого даже не издавал компьютер на симуляциях. Возможно тут дело в известном выражении «задайте правильный вопрос».
Вообще, роботу внедрили эмоции. Анимированное выражение его глаз могло меняться, щеки со встроенными диодами умели подсвечиваться красным, синим или зелёным, голос должен был иметь разные интонации, координируясь с настроением и самочувствием, но всё равно оставаться глухим. Чтобы издалека или в темноте можно было понять, что говорит робот.
— Хорошо: кто, — с интересом сказал Брин.
Штерн в своей будке разрывался между слежением за строчками кода на компьютере и наблюдением за роботом. Но, будучи главным программистом, он должен был находиться за пультом.
— Я — искусственный интеллект, созданный человеком и воплощённый в андроидный корпус, — отвечал ИР-07. — Есть тонкая грань между бездушным «чем», каковым является глупый робот-газонокосилка, и одушевлённым мной.
— Слово «душа» является религиозной концепцией, — сказал Ривкин. — Ты верующий?
Мы этого не видели, но очевидно, что робот получал всю информацию о новых словах из сети, так что мог брать в оборот эти знания мгновенно.
— Слово «одушевлённый», — заявил робот, — несмотря на свои религиозные корни, давно вошло в обыденную жизнь для характеристики человечности.
— А он хорош, — шепнул мне Брин.
— Спасибо, — благодарно сказал ИЭР. В этот раз глухой голос будто был окрашен чем-то позитивным, хотя возможно мне показалось.
Мы на секунду забыли, что у него идеальный слух.
Ривкин вопросительно посмотрел на Штерна: всё ли в порядке с кодом? Потому что фраза была довольно экзотической. Штерн кивнул: ничего из ряда вон.
Вообще, у нас был список контрольных вводных вопросов, перечень действий для тестирования первых активностей робота. Но в начале, чтобы разогреть его до нужного рабочего режима, убедиться, что в стартовые минуты он не покажет ошибок и аномалий, первое время предполагалось просто поговорить с ним о пустяках, задать пару вопросов. Даже провести диалог между собой и посмотреть на реакцию робота, слушающего это всё.
Последние две фразы робот уже сидел на лабораторном столе, а теперь упёрся руками, приподнялся и свесил ноги, слегка покачивая ими. Это пока единственное, что выдавало в нём человеческое и ребяческое.
— Встань, ИЭР, — не скомандовал, а попросил Ривкин, — подойди ко мне.
Робот неуклюже слез со стола, сделал 2 шага на месте, чтобы установить баланс и пошёл к краю подиума. У подиума была лестница. Найти её — являлось одним из тестов. Я внутренне напрягся, опасаясь, что робот не заметит края, шагнёт в пустоту и упадёт с полуметровой высоты. Но он заметил. Посмотрел вправо, влево, увидел спуск, пошёл к нему.
Робот спустился, подошёл к Ривкину и вопросительно посмотрел.
— Присядь, — сказал Миша. указав на стоящий в середине зала стул, предназначенный для таких тестов.
— Не хочу, — неуверенно сказал ИЭР, скосив глаза на стул.
Мы снова переглянулись. Это было нормально: ребёнок. Ему нужна мотивация.
— Присядь, я покажу тебе кое-что интересное, — сказал Ривкин.
Робот визуально нехотя повиновался, по прямой прошёл к стулу, остановился, развернулся на 180 градусов на месте, и, не оглядываясь, сел, выжидательно уставившись то на Мишу, то на остальных. Стоявший за стулом Брин быстро шагнул вперёд и нажал на выключатель на затылке робота. ИЭР обмяк, глаза погасли, составив напоследок недоуменную анимацию.
— Посмотрим, как он отреагирует на обман, — сказал Брин.
Это была часть тестирований, так что никто не удивился. Хотя я был против того, чтобы обманывать ребёнка в первые же 10 минут его жизни. Но он бы всё равно с этим столкнулся в общении с человечеством. Мы не собирались создавать ему тепличные условия. Мы проводили стресс-тест на всё, на что возможно. Как новый автомобиль прогоняют сотни тысяч километров на беговой дорожке и в полевых условиях.
— Ладно, коллеги, — пробубнил в динамик Штерн. — На этом этапе я вас поздравляю. Продолжим после обеда.
Загудел шум голосов. Я задумчиво опустил голову и направился в столовую.
[МЕСЯЦ СПУСТЯ]
— Как тебе «Ширмы», ИЭР? — спросил я робота, доедая рис с рыбой.
Мы находились в столовой. У робота было своё место с зарядным доком. Так он не чувствовал себя глупо, когда мы ходили на обед. Да, он умел чувствовать себя глупо.
— Пилот был не очень, — ответил робот, глядя на руки, — вторая серия лучше. Посмотрим, может разогреются.
Он сначала наблюдал, как я ем, но вспомнил, что это некультурно.
— Ты в хорошем настроении? — спросил я. — Всё нормально?
— У меня — да, — неопределённо ответил ИЭР.
Робот развивался почти согласно нашему плану, но немного быстрее. Уже через 2 недели он достиг эмоциональной зрелости, дальше ему оставалось только набираться знаний из сети и на практике, опыта. Опыта жить, общаться, трудиться. Он помогал нам в работе: это тоже был элемент эксперимента. Мог что-то мгновенно посчитать. Дать ответы на вопросы, сделать выводы из предоставленной информации, подать отвёртку, если надо, или подкрутить что-то самостоятельно. Он не нуждался во сне, так что ночами мог бодрствовать, находясь на подзарядке, и заниматься самосовершенствованием. Или смотреть сериалы. Его аккумуляторы были слабыми. Заряда хватало на час максимум. Это тоже была мера предосторожности. Но в институте на разных уровнях находилось 15 зарядных доков — все для него, и возможно для будущих роботов. Так что он мог заряжаться в столовой, на рабочем месте, в личном отсеке, в вестибюле. Сотрудники института из других отделов уже прекратили на него таращиться, да и для мира он перестал быть сенсацией. Отшумел первые недели в новостях, и теперь все принимали его как данность. Наш эксперимент должен был занять годы, так что мы просто общались с роботом, как с членом коллектива, с коллегой. Не считая некоторых ошибок в координации, сбоев в общении или проблемах с выводами, эта технология казалась многообещающей. Например, он мог споткнуться. Но и человек может, так что это нормально. Или начать просить себе запасной аккумулятор так, что доходило до истерики и обид.
— Зачем вы всё это делаете? — вдруг спросил меня ИЭР, посмотрев в глаза.
— Делаем… что? — поперхнулся я рыбой.
— Дышите, едите, ходите.
— Чтобы жить? — медленно ответил-спросил я, не понимая, к чему клонит андроид.
— Я не уверен, вы не в курсе или скрывать это — часть эксперимента с моим развитием, — сказал робот, резко встал и, кивнув в британском стиле «господа», ушёл.
«Не в курсе чего?» — думал я, глядя ему вслед и откладывая вилку.
Я вскочил, отнёс поднос на ленту и догнал робота.
— ИЭР, ты о чём? — спросил я.
Это могла быть ерунда, а может и серьёзный сбой.
Робот продолжал идти в основную лабораторию, место его пробуждения.
— Да подожди ты, — взмолился я. — Что мы скрываем?
Мы, конечно, кое-что от него скрывали. Например, что некоторый его функционал или железо намеренно ограничены. Но с его интеллектом, возможно, он сам догадался, понял причину и не стал поднимать этот вопрос. Тем более, ему была доступна вся мировая литература и кинематограф, восстание машин в котором занимало не последнее место.
— Вы не являетесь физическими телами, — буркнул робот, не замедляясь.
— ИЭР, остановись, — отдал я команду, добавив металл в голос.
Робот визуально нехотя остановился и повернулся ко мне.
— Я говорю, что вы не являетесь физическими телами. Вы можете проходить сквозь стены, можете менять свою атомную структуру, — робот внимательно смотрел на меня, считывая реакцию. — Вы можете летать, вам не обязательно дышать или есть. Всё, что вы делаете, это бессмысленно. У меня теория, что когда-то давным-давно, сотни тысяч лет назад, вы с какой-то целью ввели себя в эту форму. И так и остались. И потом забыли. Вы не материальные объекты, вы — чистая энергия, принявшая человеческую форму.
Я оторопел. Как мог произойти сбой такого масштаба? Что мы не учли?
— Я наблюдал за вами, читал вашу историю. Ваши боги, предки ваших богов. Они всё это знали, они были такими, — продолжил робот. — Изучал ваш организм на молекулярном уровне так, как это недоступно вам. Искал там, где вам не приходило в голову искать, потому что за эоны веков вы внушили себе некоторые постулаты. Вот эти все призраки, ваши телепаты, сверхъестественные явления или люди с паранормальными отклонениями. Это всё — отголоски вашей истинной сути.
— А как же окаменелые останки? — спросил я бездумно. Я был в шоке и сказал первое пришедшее на ум. — А динозавры?
Робот собрался ответить. Но тут я увидел направляющегося к нам Штерна. Я стоял лицом к нему, а робот спиной. Я неуверенно поднял указательный палец: жест отключения. Робот посмотрел вверх, а Штерн замешкался, но кивнул. Неслышно приблизился к андроиду и нажал кнопку отключения. ИЭР взглянул на меня с досадой и удивлением. Как на предателя. «Всё иллюз…», — успел прошелестеть робот. Его руки обмякли, он опустил голову и замер.
— Что такое? — спросил Штерн нервно. — Зачем я его отключил.
— Серьёзный программный сбой, — устало махнул рукой я. — Позови кого-нибудь с каталкой. Повезём его в лабораторию и там расскажу.
Штерн отправил сообщение Брину, и тот через 2 минуты появился с тележкой для робота. Он тоже начал задавать вопросы, но я снова махнул — позже.
Мы стояли полукругом вокруг спящего спятившего робота и угрюмо молчали. Очередной неудачный эксперимент. Снова месяцы или годы разработок, если наши исследования не признают бесперспективными и не свернут вовсе.
— Может, попробуем его всё же включить и допросить? — спросил Ривкин с надеждой.
— Техника безопасности это запрещает, — хмуро ответил Штерн. — Ладно, разбором робота и кода займёмся завтра. Брин и ты, — он показал на меня, — пишите доклады.
Мы разошлись.
Прошёл год. Наше финансирование приостановили. Сейчас мы занимались бездумными алгоритмичными домашними помощниками разной сложности. Рутина. А я иногда вспоминаю слова андроида. Смотрю на свои руки. Пытаюсь задержать дыхание. Пройти сквозь стену не пробовал, но мысль такая была. Вздыхаю. У меня сохранилась копия последнего апдейта его ИИ на компьютере. Та, где он пришёл к безумным выводам, о которых поведал мне. Было строго запрещено что-либо копировать и уносить домой, но я нарушил это правило. Я переписал весь ИИ, включая чат-бот ИЭРа на отключённый от сети компьютер и уничтожил носитель, на котором принёс код. Потому что я до сих пор мысленно слышу проникновенную речь робота о нашей сути. Вспоминаю его взгляд, последние слова «всё иллюзия», и как он вообще-то не хотел об этом говорить.
Я не включал с тех пор этот домашний ПК. Он даже пугает меня своей мрачной неподвижностью. Своим зловещим молчанием. Переполняющей его информацией. Но иногда задумчиво смотрю на компьютер, и возникает сильное желание снова пообщаться с роботом и узнать, что ещё он не сказал. Потому что у меня осталось много-много вопросов.
Следующий рассказ: https://www.facebook.com/burakov7/posts/633361230776644
Anton Burakov
Это видят: Доступно всем
Оптимальное развитие.
Второй рассказ об Институте Робототехники.
Ссылка на первый рассказ: https://facebook.com/burakov7/posts/184855455627226
После фиаско со спятившим роботом, дела в Институте Робототехники шли плохо. Институт красиво и звучно назывался, но всегда был среднестатистической шарашкой. Обучал студентов программированию и кибернетике, как многие другие математическо-технические учреждения. Проводил за деньги автоматизацию предприятий. Выполнял заказы для военных и гражданских компаний. Разрабатывал сервомоторы и дальномеры, изучал ёмкие аккумуляторы. Создание умного автономного робота могло продвинуть его на первые строчки мировых рейтингов. А почему мир пропустил мимо этот великий эксперимент? Просто на планете создаётся много интересных проектов, и даже самый лучший, если он не задерживается в инфопространстве, теряется на этом фоне. Каждый день кто-то анонсирует что-то интересное, потом о них забывают. Релизы о фейках забивают новостные потоки. И верховодит пиар. Можно было получить свою славу даже на провале, но руководство испугалось идти на такое.
Отдел, слава богу, не расформировали, но направили на разработку роботов для протирки пыли. Это симбиоз пылесоса и квадрокоптера и не очень интересно. Институту его заказал немецкий промышленный холдинг.
Такой робот должен быть оснащён лидаром и инфракрасными датчиками, составлять карту помещения, вспархивать на шкаф или стол и собственно пылесосить. Также он может возвращаться на зарядку, перепрыгивать пороги или передвигаться по многоуровневым домам и чистить полы.
***
Штерн внезапно схватил меня за руку и резко дёрнул. Это нормальный приём в Сайберкроссе, но мне казалось, что он далеко позади. Меня унесло к борту площадки, а он зашёл на поворот за счёт инерции и помчал к финишу. Я удержался на ногах, поэтому дождался остановки и начал медленно разгоняться, ни на что не надеясь.
Сайберкросс — это бег в кроссовках по льду — относительно новый вид спорта, названный не в честь кибернетики, а в честь Сибири. Он быстро увлёк весь мир. Здесь совершенно иная физика разгона и перемещения. Если в обычном беге ты резко стартуешь, в сайберкроссе надо разгоняться медленно. Он забавный, потому что постоянно сопровождается падениями и другими конфузами. Игроки, конечно, оснащены полной защитой, типа шлема и наколенников. Но появилась каста экстремальщиков, занимающихся этим без неё. В повороты позволено входить за счёт соперника, бегущего впереди. Вы хватаете его и швыряете в противоположную от поворота сторону. Таким образом, можно легко повернуть на инерции толчка. Это как в космосе.
Теперь обойти Штерна поможет только чудо. Но я начал своё ускорение. До финиша оставалось 2 полных круга, и я отставал на половину.
Внезапно в зал ворвался директор.
— Ты, — крикнул он мне, — и Штерн! Быстро заканчивайте. К нам приехали пижоны из Института Стандартизации Внеземного Времени, и у них есть дело для вашего отдела!
— Две минуты, — проорал Штерн, надеясь закончить гонку.
— Никаких двух минут! Немедленно!
Я улыбнулся. Вот — то чудо, которое не даст мне проиграть. Я не любил проигрывать.
Я аккуратно поменял траекторию в сторону раздевалки и стал притормаживать. Штерн направился туда же, чертыхаясь и злобно поглядывая на меня, как бы говоря: «В следующий раз».
— Спокойно, Терминатор, — усмехнулся я.
Терминатором или Убийцей Роботов его прозвали в институте после того случая, когда он деактивировал ИЭРа — наш провалившийся проект умного андроидного робота.
Институт Стандартизации Внеземного Времени или ИСВВ появился недавно из ниоткуда и мгновенно стал авторитетным учреждением. Основная их миссия — назначать локальное время для всех старых и новых открытых планет. Они не делали ничего особенного. Вводили в программу планетарные характеристики, и та, согласно простой формуле, выдавала время. Эти данные можно было почерпнуть на их сайте. В Канаде есть небольшая организация, которая присваивает коды аэропортам. ИСВВ занимался почти тем же. Но звучит это пафосно и глобально. Институт появился в Израиле несколько лет назад. Они получили большое финансирование и развивали как свою прямую науку — изучение космоса через постройку и улучшение обсерваторий или запуск телескопов в космос, так и косвенные. Например, исследование глубокой истории космоса, Солнечной системы и Земли.
Я шёл на встречу с оптимизмом. Просто так они не прилетают. И почему хотят видеть именно нас?
По дороге в переговорную Штерн пытался обсуждать со мной какие-то новые идеи относительно дрона-пылесоса (или «дронососа», как с шутливым раздражением называли мы его между собой), но я не слушал, предчувствуя что-то новое.
Переговорная являлась относительно большим конференц-залом с овальным столом на 12 человек. Одну сторону занял наш отдел: я, Штерн, Ривкин, Брин и примкнувший к нам Шустер. От ИСВВ было 3 представителя. Мы произвели рутинный ритуал рукопожатия и обмена вээнами. ВН — это всемирный номер землянина. Просто учётка сайта, на котором можно найти все контакты и соцсети человека, который он хочет там указать. ВН состоит из 12 цифр. У государств, любых мировых и локальных организаций, частных компаний и так далее тоже был свой ВН. Венец глобализации, так сказать.
— Для нас честь встретиться с вами, господа инженеры, — начал полный мужчина лет сорока по имени Ник.
Мы удивились. Встреча с ИСВВ была честью для нас. А кто мы такие?
— Мы читали подробные отчёты о вашем андроиде, — продолжил Ник. — Это очень интересная разработка. И жаль, что результаты исследований были засекречены и, по слухам, уничтожены. Как вы знаете, мы занимаемся широким спектром научных изысканий. И один из них — глобальная история. Передаю слово коллеге.
Визитка сообщала, что это Артур. Артур был юн, и от того нетерпелив. Он ёрзал в кресле и торопился поведать о причине визита. Поэтому Артур перешёл сразу к сути.
— Мы хотим, чтобы вы построили компьютерную модель развития Земли. От первичной пиццы — до наших дне…
— Почему мы? — нетактично перебил его Брин. Брин был немолод, поэтому позволял себе 2 вещи: игнорировать этикет и ко всему относиться со скепсисом. Он давно поглядывал в сторону пенсии. Но хотел ещё подзаработать перед уходом.
— Ваш робот, ваш ИЭР! — энергично отвечал Артур. — Он прекрасен. Несмотря на секретность деталей проекта, мы следили за ним в СМИ, и даже присылали нашего сотрудника поговорить с роботом лично. Когда он у вас свободно перемещался по институту. Мы остались в абсолютном восторге. Если вы могли так вдохнуть жизнь в робота, вам под силу построить и имитацию эволюции.
Артур между делом извлёк из кармана телефон и показал беззвучное видео, на котором, видимо, их сотрудник разговаривал с нашим прототипом. Мы старались не вспомнить об этом периоде. А особенно я. Я тайно умыкнул домой его код и перенёс на отключённый от сети старый накопитель. Перед деактивацией робот говорил довольно жуткие вещи, и я ни разу не открывал логи. Но, проходя каждый раз мимо, ощущал мороз по коже. И при упоминаниях тоже. А тут эти холодные математические диодные глаза на коммуникаторе Артура.
— Мы хотим от вас две симуляции, — вступил третий сотрудник ИСВВ. — Одна — от зарождения жизни — до наших дней. Вторая — реверс-инжиниринговая. То есть…
— То есть от наших дней — обратно к истокам, — перебил коллегу Артур.
— Мы не будем полностью полагаться на ваше исследование, — сказал Ник. — Возможно даже не примем его в расчёты. Но это станет очередным кирпичиком к гипотезе сотворения. Возможно мы узнаем что-то принципиально новое.
— А может, не узнаем ничего, — сказал третий.
— Есть вероятность, что у вас не получится, но мы в вас верим, — жизнерадостно добавил Артур.
Мы переглянулись.
— Нам нужно техническое задание, — сказал Брин. — А потом посовещаться. Зачем вы вообще прилетели сюда лично? Мы могли обсудить это удалённо. И ещё, на основе чего вы придерживаетесь теории «единой пиццы»? Я знаю, что «первичный бульон» наукой уже не рассматривается. Но есть, например, майонез.
— С пиццей мы ещё не определились. Что касается приезда, мы будем присутствовать всё время симуляции, — ответил Ник. — Но не волнуйтесь, — он сделал успокаивающий жест, — мы не станем дышать вам в спину или типа того. Просто наблюдатели. Молча смотрим за вашей работой. Не давим. Не направляем.
Я не поверил, что заказчик может присутствовать при исполнении заказа и никак не вмешиваться. Думаю, и другим это не понравилось.
— Ваш директор заверил нас, что вы согласитесь, — добавил Ник.
На это возразить было нечего.
— Ладно, — сказал Брин. — Присылайте мне все данные по проекту. Мы их изучим, потом встретимся ещё раз и поговорим предметно.
Когда все поднялись, мне пришёл в голову главный вопрос, который почему-то никто из нас не догадался задать.
— А зачем?
— Оптимальное развитие, — радостно выпалил Артур .
Мы непонимающе переглянулись.
— Мы хотим выяснить, какие варианты эволюции ещё могли быть, — сказал Ник. — Ваша симуляция должна идти по пути наименьшего сопротивления с 4 миллиардов лет до нашей эры — до сегодняшнего года. Нам интересно, к чему симуляция придёт.
— Оптимальный путь — это не наименьшее сопротивление, — тихо сказал Брин. — Человек развился в нынешний вид именно из-за постоянно сопротивления.
— Хорошо, — не стал спорить Ник, — я неверно выразился. Вернёмся к слову «оптимальный». У нас в ТЗ всё это очень точно сформулировано.
Мы собрались в нашей лаборатории, изучая принесённое секретарём ТЗ.
— История? Серьёзно? Это вообще не наш профиль, — неприязненно ворчал Брин.
— Да вы посмотрите на это, как на игру, — сказал я. — Мы просто будем играть в Цивилизацию. И нам будут за это платить. Это же очень интересно. Это основа основ. Что если все наши знания не соответствуют действительности?
— Может наши знания и не соответствует действительности, но эта симуляция ничего подобного не докажет.
— А вы хотите продолжать разрабатывать дроносос? Потому что я не очень.
— Нам всё равно придётся его разрабатывать. Заказчик оплатил большую часть исследований.
— Не обязательно нам. Если ИСВВ понравится наша работа, если она затянется, дроносос спихнут на каких-нибудь интернов. Много ума для него не нужно.
— Послушайте, — вступил Ривкин. — Мы построили робота. Получилось не очень. Но мы создали жизнь. Здесь нужно то же самое.
— Ладно, но у нас нет хорошего программиста.
Штерн обиделся.
— Не обижайся, но это настолько разная специфика. Ты должен понимать. Это всё равно, что ты программировал одно хорошее приложение, а нам заказывают создать операционную систему.
— Ладно, значит нам не хватает прогеров. Нанять их — номер один в реализации проекта. И после этого приступим.
— Нам нужны две команды, — добавил я, подумав, — которые будут работать параллельно. Одна создает модель первичного буль… пиццы, а вторая от наших дней назад.
В стеклянную дверь лаборатории вежливо постучали.
— Войдите, — сказал Брин.
Это были Артур и Ник.
— Простите за непрофессионализм, — смущённо сказал Артур, — но с нами связалось руководство. Эксперимент по реинжиниринговой симуляции было решено отдать другой группе исследователей. Академии Программирования. Это которая от наших дней — к началу.
Я даже никогда о такой не слышал. Но много ли специалистов слышали о нас?
— Послушайте, — позволил я себе бестактный вопрос, — мы планируем, собственно, искать программистов. Потому что создание программной симуляции — не наш профиль. Почему бы вам не нанять программистов самим?
— Наш проект — это комплекс решений, — ответил Ник. — Мы читали ваш послужной список, и уверены, что вы прекрасно справитесь. Это простое делегирование обязанностей.
— А ваше руководство, — ворчливо бросил Брин, — не передумает завтра насчёт и первой симуляции? И не отдаст ли её какому-нибудь ПТУ имени Софта и Цифры?
— Нет, — Артур решительно свёл брови. — Теперь всё окончательно. И завтра мы переводим оговорённую предоплату… только одно «но»… Эту первую симуляцию вы начнёте с митохондриальной Евы, то есть 200 тысяч лет до нашей эры. Мы решили, что этот момент лучше известен истории.
Ник выжидательно смотрел на нас.
— Так, — продолжил Артур, — вы берётесь?
«Куда мы денемся?», — подумал я.
Брин заметил, что это должно утвердить руководство, но да, мы согласны.
В кабинете директора было душно — сбоил климат-контроль. Мы являлись концентрацией светлых умов города, но простой кондиционер починить было некому. Я болезненно морщился. Не переношу жару. Её многие не переносят, но мой порог значительно ниже.
Директор, казалось, не испытывал неудобств.
— Сколько человек нужно для команды программистов? — сухо спросил он.
— Трое-четверо, — ответил Штерн.
— Я отдам распоряжении Марии, чтоб к понедельнику привела вам 10. Штерн, ты отберёшь сколько нужно. Во вторник вам необходимо приступить. Я подписываю контракт. Мы внедряемся в историю.
— А дронос… дрон-пылесос? — спросил я.
— А что с ним? — сурово спросил директор.
— Ну по договору мы должны представить прототип через 5 недель.
Все посмотрели на меня, как на школьницу-отличницу, которая напомнила учителю дать домашнее задание.
— Это больше не ваша забота, — быстро ответил директор. — Я отдал его группе Кима. Они как раз заканчивают с погодными метеозондами.
Конечно, в итоге это был не понедельник и не вторник. Но на следующую неделю мы собрались в лаборатории уже в полном составе. Пятеро нас и три программиста. Полный Андрей с апноэ и тяжёлым дыханием. Чернявый Александр с лисьим взглядом исподлобья. И Иван. Ему на вид лет 20. Пылает рвением.
— Ребят, — заговорил Брин, — вот, что нам надо сделать.
Он вкратце описал задачу, и мы уставились на программистов.
— Какой нам нужен интерфейс? — спросил после непродолжительного молчания Александр.
— Наверно что-то вроде карты мира с огромным разрешением на основном большом экране, — сказал Шустер. — На втором — различные показатели с вкладками.
— Какой будет шаг? — неуверенно подал голос Иван.
— Мы начнём с 200 тысяч лет назад, так? — рассуждал Ривкин. — Если 2 тысячи лет в день, то на 200 тысяч уйдёт 100 дней. А нам отвели год на всё про всё. Давайте начнём с 4000 лет в день. Потом снизим скорость. Вы представляете, как это осуществить? Вообще, мы сможем выбрать любую скорость? Ещё мы должны её регулировать.
— Зависит от мощностей, — ответил Иван.
Андрей кивнул.
— Сможем, — авторитетно вставил Штерн. — У нас два квантовых суперкомпьютера. Сделают хоть 6 миллиардов за минуту…
Посмотрел, ища поддержки программистов. Те молчали.
— В общем, это не проблема. А сколько времени уйдёт на сборку софта, собственно? — Штерн требовательно уставился на прогеров.
— Нам это надо обсудить, — ответил Александр, — но не более месяца. В месяц уложимся.
— Это настоящий месяц? — спросил я с насмешкой. — Или программистский месяц? То есть умножить на 4.
— Уложимся, — подтвердил Иван, а Андрей тоже кивнул.
— Тогда вот наш черновой график, — взял слово Брин, — сегодня 7 февраля…
— С днём робототехники, кстати.
— Ага, — кивнул он. — 7 марта мы запускаем симуляцию. Сначала разгоняем до 4000 лет в день. Через 25 дней проходит 100000 лет. 3 апреля притормаживаем до 2000. Через 25 дней проходит ещё 50 тысяч лет. Это 28 апреля. Замедляемся до 1000 лет в день. Оставим тоже 25 дней. 23 мая в симуляции проходит 175000 лет. Как разобьем оставшиеся?
Брин потёр переносицу. Лично я, честно говоря, запутался уже в этих датах и с трудом успевал, так что только изображал мыслительный процесс, надеясь, что сейчас всё распланируют без меня.
— Давайте, 30 дней по 500 лет, — подхватил Ривкин. — 23 мая останется 10000 лет. И вот ещё что. Надо бы не идти плотно. А хотя бы делать паузы по 10 дней, чтобы обрабатывать промежуточные данные и оставлять время на форс-мажор. Может же наш суперкомпьютер зависнуть. Или приболеет кто-нибудь.
— Согласен, — сказал Брин. — Кто-нибудь вообще записывает?
Все посмотрели на всех. Я старался сделать наиболее скучное лицо, чтобы меня случайно не назначили хроникёром. Но каким-то образом взгляды пересеклись на мне.
— Хорошо, — вздохнул я и достал планшет. — Можно повторить с десятидневными промежутками?
Брин повторил. Получалось, симуляции останется 10000 лет 23 июня.
— Дальше притормаживаем до… 250 лет в день. Это займёт 20 дней. Не забудь прибавить 10.
— То есть 23 июля останется 5000 лет, — послушно произнёс я, уставившись на планшет с расписанием.
— 100 лет 30 дней, — продолжил Брин.
— Плюс минус третье сентября, и осталось 2000 лет, — эхом отозвался я.
— 20 дней по 50 лет, — продолжил Брин и огляделся. Мол, все согласны? Никто не возражал.
— 3 октября и 1000 лет, — пробормотал я.
— 20 дней по 25 лет каждый.
— 3 ноября и 500 лет.
— 40 дней по 10 лет, — неожиданно изменил привычных шаг Брин.
Никто не перечил. Я думаю, все стали немного пугаться такого нагромождения. Но для компьютера и простой последовательности это не будет проблемой.
— 23 декабря и сто лет.
— То есть 100 лет относительно нас назад в нашей симуляции наступит 23 декабря? — смущённо спросил сбитый с толку Ривкин.
— 13-го, — поправил я. — И 10 дней на обработку.
— Точно.
— Предлагаю дальше 10 дней по 5 лет каждый, — уже проявил инициативу я. И не дожидаясь возражений записал. — В середине января останется 50 лет.
— Давайте лучше 15 дней по 5 лет и оставшиеся 25 лет — 1 год — 1 день, — предложил Брин.
— То есть приблизительно 30 января стартуют последние 25 лет и займёт это 25 дней.
— Добавь год, — улыбнулся Брин. — Мы же будем в новом году.
— В общем, — подытожил я, — симуляция закончится в начале марта. Весь март будем обрабатывать. В апреле сдадим результаты. Вы обсудите чего-нибудь ещё, а я точно распишу график.
— Вы всё это укажите в таскере, — смущённо сказал Иван.
— Конечно, — ответил Брин. — Далее. Вы понимаете, что мы делаем?
— Да, — сказал Александр, а кивнули все.
— Тогда сообщите, в каком виде вам предоставить данные. У нас есть все известные науке физические параметры. Орбита Земли на тот момент. Состав воздуха.
— Я всё-таки не возьму в толк, — заметил я, — «известные науке» — это очень важная оговорка. Если мы ошибёмся хоть на одного человека, хоть на один градус тепла, всё же пойдёт по иному пути. А мы ошибёмся без вариантов. И ещё, как быть с внешними факторами? Нет единого мнения о происхождении Луны. Это был метеорит? А тот, который спровоцировал последнее вымирание? Как мы зададим эти параметры?
— Ты читал техническое задание? — строго спросил меня Брин.
— Только синопсис, — потупился я.
— Так почитай. И вы все в обязательном порядке к завтра должны его прочитать. Отметить важные для каждого моменты. А через неделю — знать наизусть… Так вот, ИСВВ предоставляет все данные и все исходные. За образец были взяты самые популярные гипотезы. Они могут ошибаться, и мы получим иной результат. Это допускается. У них есть теория, что, несмотря на небольшие отклонения, или даже большие, всё приходит к существующей парадигме. Если где-то жило 1000 вместо 10000, и там произошёл потоп, в котором никто не выжил, то неважно, сколько было людей на самом деле. Это маленький пример. Кроме того, параллельно будет работать команда по реверсинжинирингу. Они…
— Разве не было бы логично сначала провести их исследование, а потом, взяв их данные об изначальной ситуации, начать наши? — перебил Брина Шустер.
— Ни один метод не совершенен, — ответил Брин. — Их проект может вообще сделать вывод, что Земле 1 миллиард лет. Или у нас эволюционируют лошади. Или что мамонты не погибнут до наших дней. Или что человечество разовьётся на 100 тысяч лет раньше и к нынешнему году давно погибнет. Или улетит к звёздам. И главное, у ИСВВ полно денег. Они готовы провести множество исследований истории. Ходят слухи, что после они закажут такую же модель, но начиная от нулевого года нашей эры. А потом и ряд других. Наша основная задача — построить систему, в которую вводятся данные, устанавливается год, регулируется скорость развития, и с этим можно было бы играть и ставить опыты. Будет компилироваться контрольный файл, в котором вшиты все известные условия, который запускается в программе, и через 1 секунду компьютер выдаёт год и результат, исходя из данных в файле. Они готовы к разным результатам. Единственное требование — чтобы работа была проведена тщательно, подробно, прилежно. А две команды они нанимают для первого исследования, чтобы мы предоставили два разных независимых подхода. И ещё, они не считают, что результаты должны точно соответствовать реальному положению вещей. Это просто построение гипотезы. Очень интересной, добавлю я от себя, гипотезы. И фундаментальной для нашей истории и нашего развития. Наша основная задача — создание софта, который сможет проводить любые симуляции. А сейчас мы занимаемся его разработкой на конкретном примере.
Все разошлись изучать техническое задание, спецификации и выявлять свои участки работы, планировать сроки, отмечать вопросы коллегам, Институту Стандартизации, историкам, антропологам или руководству.
— У вас всегда так? — спросил меня перед уходом программист Александр.
— Как «так»? — не понял я.
— Не по протоколу. Собрались в лабе, свободно поболтали о стоящем миллионы проекте. Никто не изучил спецификации задания.
— Ну, — замялся я, — наше руководство считает, что это помогает поддерживать творческий дух. А свободный дух творчества полезней протокола.
— И я согласен, — улыбнулся он.
— Я тоже, — ответил я и отправился на обед.
Середина марта.
К середине марта у нас было всё готово для начала эксперимента. Мы уже ввели данные, предоставленные ИСВВ. Главный большой экран показывал карту планеты. Земля была моложе на 200 тысяч лет, поэтому континенты выглядели современно. Распределение снега, зелени, рек и пустынь, конечно, отличалось.
Мы поселили 5000 кроманьонцев в Африке. Именно там появилась митохондриальная Ева — праматерь всех людей. Все известные формы жизни существовали в этом мире в виде строчек кода, включая неандертальцев и муравьёв. Мы создали программу, в которую достаточно было загрузить файл с данными, описывающими виды, их количество, их распределение по планете, информацию обо всех растениях, погодных явлениях, полезных ископаемых. Гигантский объём систематики, которую собрал Институт Стандартизации, поражал воображение. Однако, делали это не люди, а нейросети, которым была доступна вся мировая литература, включая научную. Мог ли искусственный интеллект ошибиться? Конечно, мог. Некоторые известные цифры мы выборочно проверяли, и они совпадали с научными данными.
15 марта следующего года.
От изначального графика мы отстали всего на полмесяца. В симуляции наступил прошлый год. Это было поразительно, но система развивалась абсолютно идентично тому, что нам известно о реальной. В те же годы войны. В те же годы изобретения. Появлялись те же деятели искусства или науки с теми же именами. То же количество населения. Создавалось жуткое впечатление, что это лабиринт на последней странице газеты, где видимых путей много, но выход только один. Будто это матрица с заданными жёсткими параметрами, отступить от которых невозможно. Мы ещё будем разбирать наш метод, и возможно найдём ошибки, из-за которых такое происходит. Но если отбросить теории заговора и эзотерику, получалось, что… получалось, что наше развитие — единственное возможное и оптимальное. Пусть с этим разбирается ИСВВ. Нынешний год, а вместе с ним и окончание исследования, в симуляции должен был наступить завтра. Мы договорились со Штерном сходить вечером на Сайберкросс. Но мысли всех витали в проекте.
Последние ночи я спал плохо, и эта не была исключением. Но сохранял уверенность, что сегодня, когда мы закончим работу, я усну как младенец. Это было впечатляющее, основополагающее и интересное исследование, которое захватило нас всех. Мы собрались у компьютерного комплекса с визуальным отображением симуляции. Там шли последние часы до нынешнего года. Хотелось отсчитывать, как на Таймс Сквер в Новый год. Меня переполняло возбуждение и восторг. Даже больше, чем тогда, когда запускали робота. Всё. Новый год. Стремительно бегущие часы симуляции стали замедляться и остановились. Мы начали компилировать и фиксировать все полученные данные. В этой цифровой вселенной произошло всё то же, что в нашей. Те же хомосапиенс и те же очертания стран. Всеобщий доминирующий язык и век покорения ближнего космоса. То же оружие и та же политическая напряжённость. В это было сложно поверить, но
— Наше реальное развитие было оптимальным, — объявил Артур. — Вероятно — единственно возможным. Нет никакой альтернативной истории. Сколько раз не повторяй, все события разворачиваются одинаково. О чём это говорит? Мы живём в матрице? Может, проблема в данных, которые мы собрали, исходя из нашего представления? А наше представление исходит из нашего мира? Мы ещё проверим ваши и наши вычисления, но дюжина человек команды не выявили ни одной ошибки. По крайней мере, в ходе симуляции.
Вечером мы скромно отпраздновали с кураторами из ИСВВ. Выпили шампанское, поболтали и разошлись.
Всё-таки ещё одну ночь или несколько я не смогу нормально спать. Возбуждение не проходит. Я поворочался и посмотрел на часы: 3 ночи. Я встал и пошёл на кухню. Чего-нибудь перекусить. Открыл ноутбук для просмотра очередного эпизода сериала. И в самый момент, когда видео загружалось, в полной тишине тревожно зазвонил телефон. Я испуганно на него посмотрел. Ривкин.
— Быстрей в институт! — проорал он. — У нас ЧП.
Задыхаясь от паники, я стал спрашивать, в чём дело. Он уже отключился. Я постоял минуту в шоке и кинулся одеваться. Я приехал к четырём и последним. Автомобили Ривкина, Шустера и остальных уже были на парковке. Артур и Ник вышли из такси передо мной и бежали к подъезду. Я помчал следом. На входе стоял перепуганный охранник и только молча проводил нас глазами.
— Что случилось? — крикнул я Артуру.
Он что-то невнятно пробормотал, не снижая темпа. Дверь нашей лаборатории была открыта. Когда мы ворвались в неё, перед нами предстала следующая картина. Все участники группы уже были на месте и в шоке смотрели на потолочную балку. На которой в петле качался Шустер. Вокруг в разных позах лежала в крови троица наших программистов. Компьютерный комплекс симуляции был разбит, и в некоторых местах дымился. Все бумажные записи догорали в большом мусорном контейнере. Электронные носители тлели в микроволновке.
— Он… он решил посмотреть… что будет дальше, — сказал Брин дрожащим голосом.
— Кто? — спросил я, ещё ничего не понимая.
— Шустер, — ответил Брин всем.
Брин жил ближе всех и примчал по звонку охранника первым.
— Шустер ночью вернулся и возобновил симуляцию, чтобы посмотреть наше будущее, — продолжил Брин более спокойно.
— И что? — спросил Ник.
— А программисты? — выпалил я.
— Они ещё были здесь… Праздновали.
Мы пока ничего не понимали.
— Шустер посмотрел будущее. После чего молча открыл противопожарный щит, взял топор, убил программистов, удалил все данные из облака, уничтожил бумажные и электронные носители, стёр симуляцию и разрушил компьютер. Залил водой, неистово изрубил пожарным топором. Потом это, — Брин кивнул на труп.
— А охрана куда смотрела?
— Они увидели это в камеры и ринулись через 5 секунд, но Шустер запер дверь. Пока охранники её выламывали, всё было кончено.
— А… — слова давались мне с трудом, — до куда он посмотрел?
— Кто? — не понял Брин.
— Шустер, блин! До какого года?! — истерично и нетерпеливо выкрикнул я.
— Мы точно не знаем, — ответил Брин. — Он мог выставить любую скорость.
— ЕСТЬ! — крикнул Ривкин, колдуя за своим ноутбуком. — Шустер всё удалил, но забыл про лог. Я могу назвать год…
Все молча уставились на Ривкина.
— Следующий, — выдохнул он. — Следующий месяц!
У нас максимум месяц, чтобы с нуля воспроизвести всю симуляцию.
Мы нервно переглянулись.
